Сегодня вопрос о том, есть ли предпосылки и реальны ли угрозы новой смуты и переворота в России, выглядит отнюдь не праздным. Хотя, конечно, революции к юбилейным датам не происходят.

Но важно проследить, что называется, механику того, как век назад влекло одну из крупнейших империй в мире к самораспаду и крушению всех государственных институтов. В наши дни это полезно и даже актуально. При этом, вглядываясь в события вековой давности, нас, прежде всего, будут интересовать «голоса современников» — живых свидетелей и участников тех роковых событий. Только с их помощью возможно перекинуть мост в нашу сегодняшнюю реальность и понять, насколько сейчас мы отдалены или, наоборот, близки к новым революционным социально-общественным взрывам.

Поэтому попытаемся услышать подлинный голос той эпохи и сравнить с тем, что мы переживаем ныне.

«Штурмовой сигнал к революции»

Начнем, на первый взгляд, издалека. 6 ноября 1916 года (все даты по новому стилю – авт.) Ленин опубликовал в издаваемой большевиками в Швейцарии газете «Социал-демократ» статью «О сепаратном мире». В советские годы она не относилась к часто цитируемым. Сейчас о ней вспоминают и того меньше.

Однако не столько сама она, сколько тема, поднятая в ней, имела тогда поистине глобальное значение для России, да и судеб многих стран. К тому же в сюжетном плане история носит и чисто детективный характер. Итак, ноябрь 1916 года – Первая мировая война, которая идет уже больше двух лет и изрядно подтачивает людские и материальные ресурсы, прежде всего, Германии и России. Конца войне не видно.

И тут в ряде европейских газет появляется поистине сенсационная новость – цитируем Ленина:

— Между Россией и Германией ведутся уже переговоры о сепаратном мире. Эти переговоры официальные, и в главном обе державы уже столковались.

Те, кто сообщал о якобы сенсационной новости, исходили, в том числе, и из того, что в то время в Швейцарии вдруг одновременно оказались бывший канцлер Германской империи и видный политический деятель Бюлов и действующий его коллега из России Штюрмер, заметим, обрусевший немец. Русское посольство в Берне «новость» решительно опровергло, а во французской печати появились комментарии о том, что это немецкая дезинформация с целью рассорить союзников. Ленин считает:

— Разумеется, одинаково возможен обман и со стороны России, которая не может признаться в ведении переговоров о сепаратном мире, и со стороны Германии, которая не может не попытаться рассорить Россию с Англией независимо от того, ведутся ли переговоры и насколько успешно.

При этом он предлагает исходить не из слухов, а «из непереоборимо установленных фактов политики за последние десятилетия». В нынешней войне, напоминает он, есть два столкновения: первое между Англией и Германией, а второе между Германией и Россией, что общеизвестно. Но наряду с этим:

— … существует не менее – если не более – глубокое столкновение между Россией и Англией.

Царизм, пишет Ленин, веками стремился к завоеванию Константинополя и значительной части Азии. Но:

— Англия выступала более долго, более упорно и более сильным противником этих стремлений, чем Германия.

В своей статье Ленин, и это редкий случай, использует местоимение «мы» и рассуждает как бы от имени царского правительства:

— Если «мы» погонимся за чересчур большой добычей в Европе, то «мы» рискуем обессилить «свои» военные ресурсы окончательно, не получить почти ничего в Европе и потерять возможность получить «свое» в Азии…

… мы можем (с помощью Германии – авт.) выйти из войны, усилившись, и тогда завтра мы при помощи Японии и Германии сможем получить… хороший кусок Азии при войне против Англии (всю Персию и Персидский залив с выходом в открытый океан, а не так, как в Константинополе, где выход есть только в Средиземное море, да и то через острова, которые легко может взять и укрепить Англия, лишая «нас» всякого выхода в свободное море) и т. д.

Итак, Ленин рассматривает события, оценивая их в двух аспектах – информационной войны, которая не стихает, а только усиливается во время Мировой войны, ведущейся на многих фронтах силой оружия. Второй аспект – геостратегические интересы России, которая силою обстоятельств вступила в «противоестественный» для себя союз с Англией. Противниками его были силы, чью позицию наиболее четко и образно выразил военный разведчик и геостратег Едрихин-Вандам:

— Хуже вражды с англосаксом может быть только дружба с ним.

Были государственные деятели, предупреждавшие о пагубности для страны и власти вступления в войну против Германии. Наконец, известно на сей счет и критическая оценка Григория Распутина. Но при этом ни о каком сепаратной мире со стороны власти в ходе войны речь не шла. Николай II неукоснительно соблюдал договоренности с союзниками, что является установленным фактом. Сама же статья Ленина со всеми ее положениями и выводами представляла собой в то время размышления в малотиражной газете руководителя небольшой лево-революционной партии, находящегося в эмиграции и имеющего нулевое влияние на тех, кто принимал решения по обе стороны фронта.

А вот те, кто влияние на политику в России имел, сами через несколько дней после публикации в «Социал-демократе», о которой они и понятия не имели, тем не менее, приняли самое активное участие в информационной войне на основе слухов о сепаратном мире, защищая интересы Лондона.

14 ноября 1916 года, в первый день открытия сессии Думы с невиданной доселе обличительной речью в адрес режима и правительства разразился председатель кадетской партии «Народной свободы» профессор, только что получивший в Англии звание почетного доктора Кембриджского университета, Милюков. Он, вернувшийся с туманного Альбиона, стал громко бить в набат – в Европе раскрыт прогерманский заговор в России. К нему причастны премьер Штюрмер, ряд крупных правительственных чиновников, Григорий Распутин и даже императрица. Для убедительности Милюков привел цитату из якобы немецких источников, сам снабдив ее переводом:

— Это победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой императрицы.

То есть, то, что даже Ленин подвергал сомнению по поводу достоверности сообщений о переговорах насчет сепаратного мира, Милюков стал выдавать за чистую монету. В качестве смелого ораторского приема он постоянно использовал риторический вопрос-утверждение:

— Что это – глупость или измена?

Даже сегодня, читая стенограмму выступления лидера кадетов, где приведены реплики из зала, шум голосов, видно, насколько сокрушительный эффект оно произвело. Как в вольтовой дуге замкнулись все внутренние российские слухи и сплетни якобы с достоверными европейскими источниками. Например, о том, что у императрицы в Царском Селе есть во дворце тайный телеграфный аппарат, по которому она напрямую общается с германским императором Вильгельмом, сообщая ему все секреты российской верховной ставки. К этому же причастен «милый ее сердцу старец Григорий». По Милюкову выходило, что он нашел подтверждение заговора из самых достоверных зарубежных источников.

Текст этой речи в газетах не публиковали, но она мгновенно стала известна широкой публике, благодаря многочисленным спискам – тогдашнему самиздату. Позже Милюков вспоминал:

— За моей речью установилась репутация штурмового сигнала к революции. Я этого не хотел.

Через несколько дней на думскую трибуну поднялся уже враг Милюкова, однажды швырнувший ему во время заседания прямо в лицо стакан воды, лидер правых, говоривший «правее меня только стенка», заместитель председателя черносотенного «Союза русского народа», организатор «Союза Михаила Архангела» Пуришкевич. Он, конечно же, не обличал ни государя, ни императрицу – он их спасал. Спасал от пагубного влияния Распутина и его клики. По горячим следам Пуришкевич записал в дневнике, что вся Россия одинаково «смотрит на тот ужас, который представляет собой Распутин в качестве неугасимой лампады в царских покоях».

И здесь уже только списками-самиздатом дело не закончилось. Вскоре к Пуришкевичу с предложением действовать обратился князь Юсупов. Они и начали действовать вместе, готовя план убийства «старца Григория». Все завершилось в ночь на 30 декабря в Петрограде, во дворце Юсупова. О самом убийстве есть несметное количество статей, масса книг, сняты десятки фильмов.

Точно известны имена пятерых участников преступления: князь Юсупов, Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат Николая II, а также лица куда меньшего масштаба – старший врач отряда Красного Креста Лазоверт и поручик Преображенского полка Сухотин. Почти все основные лица, за исключением Пуришкевича, были геями. Как выяснилось десятилетия спустя, скорее всего, присутствовал и даже произвел смертельный выстрел в Распутина лейтенант британской разведки и соученик Юсупова по Оксфорду, а также его «нежный друг» Освальд Рейнер. Само убийство шло под граммофонный аккомпанемент известной американской песни «Янки дудл».

Разве не читается здесь стопроцентно узнаваемые в грядущем веке просто кричащие знаки и символы? А один из них проявился уже через два с половиной месяца – первыми признали Временное правительство Североамериканские Соединенные штаты. Но еще до этого британский премьер-министр Ллойд Джордж, как указывает ряд источников, узнав об отречении Николая II, сказал, что одна из целей мировой войны уже достигнута.

Современникам тех роковых событий стало вскоре понятно – убийство Распутина в результате умело развернутой информационной войны послужило вовсе не тормозом, как виделось Пуришкевичу, а первым реальным толчком к великой смуте 20 века. Операторами и выгодополучателями ее были вовсе не немцы с их агентурой, о которых тогда в России только ленивый не говорил в связи с, в том числе, якобы попытками сепаратного мира прогерманской партии в верхах. Нет, тихой сапой подкрались союзники, прежде всего, Англия.

Она опасалась вовсе не сепаратного мира, имея твердые гарантии со стороны Николая II, что он на это не пойдет. Ее целью было – обнулить все договоренности с Россией по послевоенному устройству на евразийском континенте. А для этого все средства были хороши, включая обрушение власти в России с последующим хаосом и междоусобной войной.

И еще одно, разве не используют ли и сегодня, пусть и маломощно-ничтожную, но снова партию с названием «Народная свобода» (ПАРНАС)? Не ее ли лидеры так же ведут борьбу с Россией, исходя из западных интересов?

Наконец, в их столицах даже не пытаются скрыть того факта, что как и век назад, им очень бы хотелось дождаться отречения русского лидера. С помощью кого угодно.

Как встречали 1917 год

Но вернемся к событиям вековой давности. Что чувствовали, на что надеялись и что ждали от нового года 1917 года в России тогда, сто лет назад? Для них ведь даже ближайшее будущее не было ясным и очевидным.

Например, из газетных репортажей той поры следовало, что новый год состоятельная публика встречала в обеих столицах с каким-то диким и безудержным размахом. В Петрограде уже к 11 часам вечера были заняты все столики в кафе и ресторанах. Несмотря на официальный сухой закон, вино, водка и коньяк лились рекой. И не важно, что цены запредельные по тем временам – бутылка какой-то кислой бурды, названной вином, по 20 рублей, а коньяк аж по 80! Водку хлещут стаканами, наливая из бутылок для нарзана. Это учитывая , что средняя зарплата рабочего была 25 рублей в месяц, а поручик получал 100.

Побывавший в отпуске фронтовой поручик Сергей Вавилов – будущий президент Академии наук СССР – писал тогда о первопрестольной:

— Москва распоясалась, опустилась, обнаглела.

Он указывал на смешение в настроениях и поведении москвичей традиционной патриархальности, огромного количества невероятных сплетен, какого-то необычайного хулиганства и безумного отчаяния. И все это в воюющей стране, где счет убитым и раненым идет уже на миллионы, и во всех слоях населения чувствуется усталость от войны. Но, выходит, для многих нуворишей, спекулянтов и сомнительных дельцов, на войне как раз и разбогатевших, великая бойня стала поводом для пиров и демонстративного веселья. Они спешат урвать от жизни все и ждут для себя перемен только к лучшему.

Впрочем, людям свойственно всегда надеяться на лучшее и светлое. В конце 1916 года, когда победоносный исход войны для России, казалось, был предрешен, в Святейшем Синоде обсуждался вопрос о том, чей будет Константинополь. Со своим проектом решения этого вопроса выступил архиепископ Антоний (Храповицкий). Он считал, что задачей России в этом регионе является не только освобождение Константинополя, но и Гроба Господня, Голгофы, Вифлеема, Дамаска, Бейрута и вообще всех православных епархий. Архиепископ Антоний полагал, что России следует восстановить Византийскую Империю, объединив Грецию с Константинополем (Царьградом) под мирской властью Самодержца-грека и под духовной властью Вселенского греческого Патриарха.

Россия должна была овладеть широкой лентой земли от Южного Кавказа до Дамаска и Яффы, а также Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Архиепископ Антоний предлагал организовать переселение русских крестьян и ремесленников в Сирию и Палестину, «очищая для них и пустыни и магометанские поселения, которые, впрочем, и сами начнут быстро пустеть под русским владением»:

— Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности; в частности, две последние отрасли обильною лавою польются по Волге и Каспию чрез Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как «земля текучая медом и млеком», а всякий русский христианин сочтет долгом не раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни постепенно забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет.

Словом, вот он, Третий Рим, уже близкий – только руку протяни. Для нас сегодня приведенный текст – не свидетельство реальных прогнозов, а православной идиллической мечты о давно предначертанном будущем. А как же надвигающиеся революционные бури, спросит современный читатель. Их не видел или не принимал в расчет не только этот известный иерарх Русской православной церкви, в скором будущем, ставший одним из претендентов на патриарший престол. Человек диаметрально противоположных взглядов и иной судьбы, Ленин, находившийся тогда еще в швейцарской эмиграции, писал в одном из частных писем:

— В России все глухо, революции пока не предвидится.

Да, о ней нет и намека в русских газетах той поры, из которых Ленин как раз черпал информацию, следя за событиями на родине. Однако вот французский посол Морис Палеолог как раз тогда выслушал рассказ одной великосветской дамы о ее поездке в Москву и царящих там настроениях протеста против царя и, особенно, царицы. Выходит, недавнее убийство Распутина нисколько не охладило слухи и сплетни. Ропот и недовольство только нарастали. Как истинный дипломат, а, значит, и разведчик, Палеолог делает неутешительный вывод для страны пребывания, о чем доносит в Париж:

— Во всех классах общества чувствуется дыхание революции.

И он прав – именно во всех, начиная с самых высших. Ведь даже великая княгиня Елизавета, старшая сестра императрицы Александры Федоровны, послала сочувственную телеграмму матери одного из главных участников убийства «старца Григория» Феликса Юсупова:

— Все мои глубокие и горячие молитвы за всех вас, за патриотический акт вашего дорогого сына. Да храни вас Бог.

Отметим, в июле 1918 года на Урале Елизавета разделит участь семьи императора – она заживо будет сброшена в шахту под Алапаевском. Как и семья Николая II, причислена Русской Православной Церковью к лику святых как великомученица. А прах ее покоится на Святой Земле, в Иерусалиме. Ведь она в предреволюционные годы возглавляла Императорское православное палестинское общество и выражала желание быть похороненной на Святой Земле.

Убийство Распутина так и осталось нерасследованным в законном порядке, а его участники не осуждены. Так начиналась пора великого беззакония. Но современники об этом еще ничего не знали. И все же наиболее прозорливые что-то уже чувствовали, предвидели. Незадолго до нового года Владимир Маяковский пишет стихотворение с говорящим о многом названием «Надоело». Заканчивается оно так:

— Когда все расселятся в раю и в аду,
земля итогами подведена будет —
помните:
в 1916 году
из Петрограда исчезли красивые люди.

Но еще за год до того в петроградском кафе «Бродячая собака» он прямо в лицо жующей и пьющей публике бросил свои гневные строки:

— Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как,-
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Переводя с поэтического на язык политики и социологии, можно однозначно утверждать – поэт с безошибочной точностью зафиксировал распад социальных тканей пока еще формально существующего государства. Даже не тяготы и лишения войны, а, прежде всего, кричащая несправедливость, жизнь разных классов и слоев населения, будто не только в единой стране, но и в чуждых друг другу мирах, толкало общество к пропасти. Спустя четверть века, в годы Великой Отечественной войны страна несла потери несравненно более тяжелые, народ северной блокадной столицы умирал от голода и истощения, но при этом была единая, по целям, задачам, устремлениям страна. А величайшие жертвы и испытания всего народа навсегда останутся великим подвигом.

Ровно сто лет назад все было иначе. Историю того времени можно, конечно, переписать. Но никому не дано жившим, думавшим и действовавшим тогда людям неким методом чудесного перепрограммирования привнести сегодняшнее видение и толкование событий, заставить их смотреть на себя и окружающее иначе, чем тогда. А ведь сегодня подобное стремление, пусть даже из благих намерений, у некоторых есть.

Иное дело уроки истории. Хотя и живем мы сегодня совершенно в иных условиях, да и название страны официально иное, есть один важнейший момент, заставляющий нас пристально и неотстраненно смотреть на события вековой давности. Нельзя, чтобы кичливая наглость богатства, роскоши и безвкусия хамски бросала вызов огромной массе народа, живущего трудно, далеко не в роскоши. Те кричащие полюса не только материального, но и духовного разобщения, которые мы наблюдаем и сегодня, могут вновь стать причинами большой беды. На их ликвидацию и должно, пожалуй, быть направлены, прежде всего, усилия и власти, и общества. В этом есть у него огромная потребность. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ